Дочь Империи

Раймонд Фейст, Дженни Вурц (иногда - Дженни Вюрц) "Дочь Империи"

На эту книгу я соблазнилась, узнав, что там описан контакт с разумными инсектоидами. На деле сюжетно книга оказалась придворным интрижником: Мара, последний выживший отпрыск знатного рода (что дополнительно осложняет положение - ещё и девушка, ещё и послушница из храма, которая готовилась посвятить свою жизнь этому самому храму, но вот случился нежданчик), собственно, спасает свой род, преодолевая коварные интриги коварных врагов собственными интригами. Не менее коварными.) Действие происходит в атмосфере условной азиатчины: Япония-Корея-Китай и около. Сложные многослойные одежды, такие же сложные и многослойные традиции, честь превыше жизни и всё такое.

Но инсектоиды - чо-джайны, что-то вроде огромных муравьёв-шелкопрядов - там всё-таки есть: с одним из их ульев (точнее, с роем, который намеревается основать улей) главгероиня заключает союз. Диалог культур показан пунктирно (да больше вряд ли бы и вместилось в такой небольшой эпизод), но мне понравилось. Видно, насколько чо-джайны и люди друг для друга странные и другие, хотя жили рядом довольно долго.

осторожно, цитаты большие

Мара со свитой прибыла к улью-...Я - Ратарк'л, солдат улья Кайт'лк. - Он поклонился вполне по-человечески, а затем жестом пригласил их следовать за ним. - Ваши цвета мне незнакомы, но я понимаю, что вы не из дома Инродака. Его служители носят цвет; который мы не можем видеть. Вы, люди, называете его красным.
- Мы из Акомы, - сообщил Кейок и, указав на паланкин Мары, добавил: - Здесь находится госпожа, властительница Акомы. Она прибыла издалека, чтобы встретиться с вашей королевой.
Чо-джайн, казалось, пришел в волнение:
- Вероятно, я недостаточно хорошо понимаю ваш язык. Мне известно, что у вас есть властители. А властительница... Тут есть какая-то тонкость?
Кейок ответил, повторив при этом жест, который у чо-джайнов выражал почтение:
- Она нами правит.
Чо-джайн был потрясен. Его глаза засверкали, когда он с уважением, которого не проявлял раньше, повернул голову в сторону паланкина; однако разглядеть Мару за занавесками он не мог.
- Правит! Человек, мы никогда еще не видели ни одной из ваших королев! Я поспешу к нашей королеве и доложу ей о вашем прибытии.
Чо-джайн резко повернулся и ринулся к входу в улей.
Несколько удивленный бесхитростным поведением чо-джайна, Кейок повернулся к Аракаси:
- Ну, что скажешь? Как это понимать?
Аракаси пожал плечами и кивком показал, что надо все-таки продвигаться к улью.
- Я полагаю, что солдаты внутреннего гарнизона в этом улье никогда прежде не видели женщину цурани. Здесь бывают только торговцы и посланники властителя Инродаки. Вполне возможно, что на их памяти это первый случай, когда для переговоров с их владычицей явилась женщина, да не просто женщина, а властвующая Госпожа. Такое событие для них - нечто небывалое, и эта новизна может иметь для нас интересные последствия.

Мара встречает королев, правящую и молодуюНосильщики опустили паланкин на пол, и Кейок помог Маре выбраться из него. Теперь, когда ее не скрывали занавески, она почувствовала себя маленькой, почти потерявшейся в этом огромном чертоге, который был по крайней мере впятеро больше, чем парадный зал во дворце Анасати, да и размеры повелительницы улья подавляли. Лишь усилием воли Маре удавалось держаться прямо и горделиво, пока раб из числа сопровождающих накидывал ей на плечи мантию, расшитую драгоценными камнями. Она постаралась не стушеваться под пристальным взглядом чужеродной монархини. В темных фасеточных глазах не отражалось никаких чувств. Мара выдержала взгляд с показным спокойствием, но стоило рабу отойти, как у нее задрожали коленки. Затем королева заговорила таким нежным и мелодичным голосом, какого трудно было ожидать от столь громадного существа:
- Ты - королева из рода людского?
Мара слегка поклонилась, и в тусклом свете сверкнули драгоценные камни на ее рукавах.
- Я - Мара, властительница Акомы. У нас не бывает таких королев-родительниц, как у вашего народа, но я правлю своим домом так же, как ты правишь ульем.
Королева издала какой-то звук, подозрительно напоминающий человеческий смех, хотя ее хитиновые черты оставались неподвижными.
- Я и не предполагала, что люди размножаются так же, как чо-джайны, Мара из Акомы. Мне рассказывали о ваших странных способах спаривания. Я очень стара, но до сих пор слышала только о правителях-мужчинах среди людей. Как же это получилось, что ты обладаешь властью, а мужчины, которые тебя сопровождают, - нет?
Мара объяснила, что власть переходит к женщине только в том случае, когда в знатной семье не остается ни одного наследника мужского пола.
Выслушав Мару, королева сказала:
- До чего же вы, люди, не похожи на нас. Мы часто теряемся в догадках, когда пытаемся понять ваши побуждения. Однако я отвлекаюсь. Моя дочь мечтает встретиться с королевой людского рода, особенно с такой, которая отважилась спуститься под землю, оказав честь нашим обычаям.
Старая королева издала громкий пронзительный свист, и по этому сигналу вперед выступили двое чо-джайнов. Между ними находилось третье существо их породы, которое было меньше, чем все те, кого до сих пор встречали люди из Акомы.
Мара долго присматривалась, прежде чем поняла:
- Это и есть будущая государыня?
- Когда-то, давным-давно, и я была такой же. Она подрастет, и через несколько недель станет достаточно большой, чтобы править, а спустя еще несколько месяцев сможет начать размножение.
Юная королева изучала Мару и даже обошла ее вокруг, чтобы получше рассмотреть. Она двигалась с грацией, какой Мара пока не видела ни у одного из всех прочих чо-джайнов; ее отличала плавная, изящная поступь, без малейшего следа той резкости в движениях, которую Мара приметила у работников и солдат. Блестящие фасеточные глаза неотрывно следили за Марой, даже когда она что-то говорила на своем щелкающем языке. Родоначальница чо-джайнов сообщила:
- Наши дети появляются на свет, уже зная свой язык: их обучают все то время, пока они растут в личиночной ячейке. Ваш язык они должны учить после того, как вылупятся. Пройдет еще некоторое время, прежде чем моя дочь сможет с тобой разговаривать.
Под изучающим взглядом самодержавной правительницы нового роя Мара почувствовала себя столь неловко, что у нее мурашки побежали по коже, однако она держала себя в руках и ожидала, что будет дальше. Вскоре молодая королева закончила дотошный осмотр и, высказав свое мнение, умолкла. Старая королева быстро проговорила что-то в ответ, а затем перевела на язык цурани:
- Она сказала, что вы все очень чужие и страшные. Но ты кажешься ей не такой страшной, как самцы.
Мара слегка поклонилась новой королеве:
- Пожалуйста, скажи ей, что, на мой взгляд, она очень милая.
Это не было лестью. Когда молодая королева вырастет, она, возможно, примет такие же формы, как ее мать. Однако сейчас ее фигурка отличалась странным, хотя и бесспорным изяществом, и смотреть на нее было приятно. В отличие от самцов, чей хитиновый панцирь отливал синевой, она была гораздо светлее и обладала особенностью, для которой у Мары находилось только одно название - женственность.

По-моему прелесть ^.^

Возвращаясь к основному сюжету - в интригах я не спец, поэтому не могу сказать, насколько они достоверно прописаны. У меня, по крайней мере, недоверия ничего не вызвало. Что понравилось отдельно, так это то, что авторы, с одной стороны, называют неприглядные вещи своими именами, и герои у них вполне осознают, что творят; а с другой - у авторов получается не скатиться в чернуху и даже гадости высокой политики показать как-то... без лишней грязи, что ли.
Что, опять же, логично: для культуры, базирующейся на чести, внутреннее достоинство будет присуще большинству знати - но показать это надо уметь. Авторы не пытаются замалчивать неприятные стороны своих героев, но в то же время не мажут грязью даже самых неприятных из них, давая всем раскрыться со всех сторон.
Вот, например, Бантокапи - муж Мары, за которого она вышла по расчёту. Он грубиян, задира и вообще та ещё скотина: напивается, играет, совершенно хамским образом обращается с женой... но при этом он отважен, отличный боец и тактик, оказывается способен на искреннюю привязанность к своей любовнице. А это - Бантокапи перед смертью:

читать дальшеОн резко остановился, и в пруд полетели камешки из-под его сандалий. Отражение в воде разбилось на тысячи разбегающихся кружочков, и птицы ли, сидевшие на ветвях деревьев над головой Мары, мгновенно смолкли.
- Жена, ты совсем, как паскира... Слыхала про такую лесную змейку? Узоры на ее чешуе так красивы, что ее можно спутать с цветком, когда она неподвижна. Но бросок этой змеи быстр, как молния, а укус смертелен.
Мара медленно поднялась во весь рост. Она заставила себя обернуться, обтирая красные от фруктового сока пальцы, и посмотрела ему в лицо.
Как видно, он шел из города пешком, без паланкина, и очень быстро: его широкое лицо покрылось тонким слоем белой дорожной пыли. На нем была простая дневная туника, возможно, та самая, которую он накинул, когда удар отца в дверь поднял его с постели. Туника тоже была в пыли, скрывавшей винные пятна на вышивке одной из манжет. Мара обвела взглядом шнурки его пояса с узелками на концах, потертую кожу на рукояти меча и треугольник мускулистой груди, видневшийся через расстегнутый ворот туники.
Она видела следы бурных ласк, все еще заметные над ключицами, и плотно сжатые губы мужа. Затем Мара взглянула ему в глаза, в которых бушевал ураган подавляемых чувств - гнева, ребяческой растерянности и желания.
Не сознавая, что в его глазах она прекрасна и, как ни странно, неприкосновенна, Мара молча поклонилась. Единственные слова, которые ей хотелось бы произнести, казались сейчас неуместными.
Взгляд Бантокапи, устремленный на жену, был столь пронзительным, что выдерживать его было больно.
- Так же, как у паскиры, твой яд, жена моя, останавливает сердце. Ты играешь в Игру Совета безошибочно, с поразительной расчетливостью. Откуда тебе знать, кем я покажу себя - одним из Анасати, чью кровь унаследовал при рождении, или властителем Акомы, чью честь я поклялся оберегать?
Мара заставила себя принять более свободную позу. Но ее голос едва заметно дрожал, когда она проговорила:
- Семья Акомы с древних времен сохраняла свою честь. Ни один властитель, носивший это имя, никогда не жил под бременем позора.
Бантокапи легко перешагнул через священный пруд. Рядом с этим рослым силачом Мара казалась особенно миниатюрной и беззащитной. Нагнувшись, он схватил ее за запястья:
- Я легко могу изменить это, гордячка. Одним ударом я могу превратить честь твоих предков в пыль на ветру.
Вынужденная глядеть в его налитые гневом глаза, ощущать силу мужчины, которого не любила, Мара собрала всю свою волю, чтобы не дрогнуть. Так прошла эта чреватая угрозой минута. И тут бесконечная игра насекомых, собирающих пыльцу с цветов, вдруг вызвала громкий смех Айяки. Бантокапи взглянул вниз и заметил синяки на руках Мары. Он растерянно моргнул и отпустил ее. Мара смотрела на мужа, и ей казалось, что некая жизненная сила покидает незадачливого властителя Акомы. Затем он выпрямился, и его лицо приобрело такое выражение, какого Мара у него никогда раньше не видела.
- Возможно, я скверно обошелся с тобой в день нашей свадьбы, - произнес Бантокапи. - Возможно, я и в самом деле так глуп, как утверждаете вы все. Но ради сына я умру смертью храбрых, как подобает властителю Акомы.
Мара склонила голову. Внезапно она почувствовала, что с трудом удерживает слезы. На одно краткое мгновение перед ней словно открылся иной человек - тот, каким мог бы стать ее супруг, если бы его воспитывали с любовью и заботой, которые без остатка были отданы его старшим братьям. Властитель Анасати, возможно, мало заботился о том, чтобы развить природные задатки младшего сына, но она-то воспользовалась изъянами в его воспитании и, сыграв на них, достигла желаемого результата. Наслаждаться таким успехом не приходилось: душу терзала острая боль. Ведь именно в эту минуту она постигла жестокую истину: начатки духовного величия, которое сейчас блеснуло у него в глазах, подобно солнечному лучу, пробившемуся сквозь тучи, скоро, очень скоро станут добычей смерти.
Но миг прозрения не мог тянуться долго. Бантокапи грубо, как солдат, схватил Мару за руку и притянул к себе.
- Пойдем, жена. Прихвати с собой сына. Прежде чем зайдет солнце, вы оба увидите, чего это стоит - умереть, как подобает властителю Акомы.
Не раздумывая, Мара запротестовала:
- Сына?! Нет!.. О, господин мой, он слишком мал, чтобы понять это.
- Молчать! - Бантокапи резко потянул ее за собой.
Испуганный этим выкриком, Айяки заплакал. Не дожидаясь, пока он успокоится, властитель Акомы сказал:
- Я умираю во имя чести сына. Он должен об этом помнить. И ты тоже. - Он помолчал, и его губы искривила злобная усмешка. - Ты должна собственными глазами увидеть то, что натворила. Если ввяжешься в Игру Совета, женщина, то знай: фишки, которые ты переставляешь, состоят из плоти и крови. И если это не отобьет у тебя охоту продолжать, постарайся запомнить этот урок на всю жизнь.
Мара взяла Айяки на руки, пытаясь заботами о ребенке заглушить собственное отчаяние. Как только Бантокапи удалился из рощи, она остановилась, борясь с рыданиями, подступившими к горлу. Раньше, оплакивая гибель отца и брата, она полагала, что вполне сознает опасность своего положения. Но теперь Бантокапи дал ей понять, сколь глубоко она заблуждалась. Чувствуя себя униженной и - непонятно почему - запятнанной, она крепко прижимала к груди Айяки. Она обязана подчиниться приказу мужа. Так или иначе, нужно найти в себе силы, чтобы пережить финал - горький плод ее победы. Нельзя забывать: Минванаби не замедлит дать ход давно выношенным планам ее уничтожения - планам столь же безжалостным, как и те, с помощью которых она подготовила падение Бантокапи, стремясь обезопасить себя от предательства Анасати.
Солдаты Акомы неподвижно стояли рядами, образующими квадрат. Плюмажи церемониальных офицерских шлемов колыхались под легким ветерком. Внутри этого квадрата располагались Кейок, Папевайо и еще один воин, присланный из Анасати в качестве свидетеля. Между ними стоял Бантокапи в красных ритуальных одеждах, с широким поясом зеленого цвета Акомы. В руках он держал меч такого же красного цвета, заточенный столь остро, насколько это могли сделать искусные точильщики цурани.
За пределами квадрата, на небольшом холме, позволяющем видеть все происходящее, находилась Мара. Она жаждала лишь одного: чтобы все закончилось как можно быстрее. Сына она держала на руках, а он запускал маленькие кулачки в ее волосы, дергал за платье и громко радовался, глядя на воинов, облаченных в яркие парадные доспехи. Как и все события в Цурануани, даже смерть приобретала черты торжественной церемонии. Бантокапи стоял в центре квадрата неподвижно как статуя, сжимая в руках меч, который должен был положить конец его жизни, в то время как Кейок оглашал перечень наград, заслуженных нынешним властителем Акомы. Список был очень кратким: одна битва и дюжина соревнований по борьбе. Как никогда прежде, Мара сознавала, насколько же, в сущности, молод ее муж. Ведь ему едва исполнилось двадцать: он был всего двумя годами старше ее.
Подтянутый, спокойный, до мозга костей - воин, он не обнаруживал ни малейшего признака слабости в осанке, но что-то в его глазах выдавало отчаянную решимость, необходимую для того, чтобы довести до конца страшное действо.

Пожалуй, это внутреннее достоинство героев напоминает мне чем-то "Последнего кольценосца", хотя там и мир, и события - совершенно другие.